Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Спокойно, спокойно, — говорит он. — Не нужно ссориться, ведь мы все здесь друзья! — Он пристально смотрит на Гиммлера. — Генрих не зря возится с этими американцами. Сейчас он расскажет нам все. Не правда ли, Генрих?
— Не понимаю, о чем идет речь! — В голосе Гиммлера звучит недоумение. — Какие американцы?
— Те самые американцы, — Кальтенбруннер охрип от волнения, — с которыми ты договорился об открытии Западного фронта.
— Первый раз слышу, — Гиммлер пожимает плачами. — Разве Западный фронт открыт?
Во взгляде и голосе Кальтенбруннера издевательство:
— Разумеется, ты, как всегда, в стороне. В крайнем случае, изменником и предателем окажется один Рундштедт!
Гиммлер резко поворачивается к Кальтенбруннеру:
— Как?..
Борман снимает трубку мегафона:
— Генерал-майор Шитте здесь?
— Уже больше часа, господин рейхслейтер, — почтительно отвечает сидящий в его приемной адъютант.
Борман продолжает улыбаться.
— Очень нервничает? — спрашивает он.
— Колоссально, господин рейхслейтер, — отвечает адъютант.
— Попросите его сюда.
— Слушаюсь!
Вниз по бетонной лестнице спускается генерал-майор Шитте.
Шитте крайне взволнован. Его лицо с крупным картофелеобразным носом и обвислыми щеками дергается от нервного тика. Он рывком открывает дверь в кабинет Бормана.
— Хайль Гитлер! — хрипло выкрикивает генерал, входя в кабинет.
— Хайль! — хором отвечают Гиммлер, Кальтенбруннер и Борман.
Борман протягивает Шитте бокал можжевеловой водки.
— Пей, пей, дорогой. Ты чем-то взволнован? Говори откровенно.
Шитте ставит бокал на стол:
— На фронте происходит предательство!
— Что ты! Опомнись, — успокаивающе говорит Борман.
— Мы могли держать Западный фронт не менее года! — еще более раздраженно выкрикивает Шитте. — Я утверждаю, что Рундштедт предатель. Я утверждаю, что его поддерживали предатели здесь. Я утверждаю, что Гальдер и Гудериан продались американцам. Мюнстер был занят ротой пьяных американских солдат, в то время как там стояла вполне боеспособная дивизия. Белый флаг на ратуше Висбадена провисел два дня, и только после этого американцы подошли к городу. Американцы даже и не собирались итти на Висбаден!
Борман успокаивающе поднял руку:
— Не надо так волноваться, — он обращался к Шитте, но испытующе смотрел на Гиммлера.
Но Шитте продолжал кричать:
— Здесь все продают ради себя, и только ради себя!.. — Он задохнулся.
— Зачем же, мой милый, — ласково и вкрадчиво проговорил Борман, наливая вино, — ты переходишь на личности. Если кто-нибудь и занят собой, то во всяком случае не мы… клянусь тебе. Ты испортил себе нервы на фронте. Тебе всюду мерещится измена. Хорошо было бы тебе отдохнуть.
— Отставка? — отрывисто спросил Шитте.
Борман взглянул на Гиммлера.
— Нет! — Гиммлер сказал это быстро и многозначительно.
Борман его понял.
— Ни в коем случае! — Борман укоризненно посмотрел на Шитте. — Тебе предстоит выполнить очень важное поручение фюрера. — Он повернулся к Кальтенбруннеру. — Кальтенбруннер, позаботьтесь о том, чтобы генерал-майор Шитте был немедленно доставлен к месту своего нового назначения.
Шитте хмуро огляделся.
— Куда это? — подозрительно спросил он.
— Ты узнаешь. Иди, дорогой, — Борман поднялся, провожая Шитте до дверей. — Скоро ты оценишь мои заботы о тебе.
Шитте хмуро оглядел всех присутствующих.
Кальтенбруннер и Шитте вышли из кабинета. Захлопнулась тяжелая дверь.
Борман подошел к двери, запер ее на ключ. Улыбаясь, вернулся к Гиммлеру.
— Благодарю! — коротко сказал Гиммлер.
— Не за что… — Борман добродушно кивнул. — Надеюсь, ты не забудешь об этой маленькой услуге? — Он сел рядом с Гиммлером. — Теперь мы можем поговорить без помех.
— Я слушаю.
За поблескивающими стеклами пенсне глаз Гиммлера нельзя было разглядеть.
Борман придвинулся ближе.
Кальтенбруннер и Шитте, миновав приемную, длинный коридор, вошли в помещение охраны Бормана.
— Шарфюрер Берг! — отрывисто пролаял Кальтенбруннер.
Этот окрик заставил вскочить удобно расположившегося в кресле белесого блондина.
— Шарфюрер! — Кальтенбруннер кивком указал на стоящего рядом с ним Шитте. — Вы доставите генерал-майора Шитте на моей машине в пункт номер восемь!
— Слушаюсь, господин обергруппенфюрер! — Окруженные белесыми ресницами глаза сузились. — Прошу вас, господин генерал-майор.
Кальтенбруннер, поглядев им вслед, поворачивается и идет обратно. Спускаясь по лестнице, он ударяется головой о свод и со злостью плюет. Подойдя к стальной двери кабинета Бормана, хочет открыть ее, но дверь заперта.
Борман сидел так близко к Гиммлеру, что их колени почти соприкасались. Он говорил совсем тихо:
— Мы кончены, милый…
— Возможно, — Гиммлер настороженно посмотрел на Бормана.
Страх, который владеет загнанными в угол крысами, невидимо присутствовал в этой комнате. Гнетущая атмосфера сгущалась.
— Ты абсолютно прав, цепляясь за этих американцев. — Борман короткими движениями потирал пальцы рук. — Я понимаю тебя. Но ты не продумал все до конца. — Он угрожающе осклабился. — Нельзя так просто сбрасывать со счетов Мартина Бормана!..
— А я попробую, — в голосе Гиммлера появились шипящие моты.
Этот разговор без свидетелей позволял немножко распоясаться. В этом было какое-то облегчение. Они оба были вне себя и все-таки говорили тихо.
— Подумай еще раз, — шептал Борман, — это очень, очень серьезное предложение. Зачем нам сговариваться с американцами порознь. Мы прекрасно пойдем в упряжке… Борман и Гиммлер…
Он выжидательно смотрел на Гиммлера, но тот оставался совершенно безучастным. Взгляд его был устремлен в пространство, челюсти крепко сжаты, нос обострился, мертво поблескивали стекла пенсне.
— Мы разделим власть, — Борман старался быть как можно более убедительным. — Я останусь главой партии, ты будешь преемником Гитлера — главой империи…
— Бессмыслица! — Гиммлер покачал головой. — В твоем предложении нет и крупицы разумного… Одно только желание не утонуть. На твоем месте я продолжал бы рассчитывать на Англию.
Ему явно хотелось вызвать взрыв, но Бормана не так-то легко было раздразнить, когда он этого не хотел.
— Значит, нет? — улыбаясь, спросил он.
— Нет! — жестко отрезал Гиммлер.
Борман встал и сделал неопределенный жест пальцами.
— Разговора не было. Он растворился в воздухе. Прошу, дорогой, — Борман подошел к двери и открыл ее.
За дверью стоял Кальтенбруннер. Гиммлер прошел мимо него. Борман остался в дверях. К нему подошел Кальтенбруннер.
— Значит, — спросил он с расстановкой, сдавленно и хрипло, — я хорош только тогда, когда требуется убрать какого-нибудь Шитте?
Борман успокоительно похлопал его по плечу.
Личная машина Кальтенбруннера мчится по автостраде, виляя между противотанковыми рвами и надолбами. Рядом с шофером шарфюрер Берг. Его белые ресницы помаргивают. На заднем сидении, согнувшись и опустив голову, сидит генерал-майор Шитте.
Навстречу машине мчатся маленькие островерхие домики, негустые, ровно подстриженные аллеи.
Углубившись в пригородный лес, машина останавливается возле узенькой, бегущей между деревьями дорожки.
Берг торопливо выскакивает и почтительно распахивает дверцу:
— Пожалуйста, господин генерал.
Шитте выходит и с недоумением оглядывается.
— Что это? — спрашивает он.
— Это пункт номер восемь. — Берг почтительно наклоняет голову и показывает на дорожку. — Прошу вас, господин генерал!..
Шитте хмурится, засовывает руки в карманы и идет в указанном направлении. Через несколько шагов он снова забывает, обо всем окружающем. Голова его опускается на грудь. Он шагает машинально. Берг мягко идет за ним.
Когда поворот тропинки скрывает шоссе, Берг вытаскивает из кармана пистолет, неторопливо прицеливается и стреляет генералу в затылок. Тот падает. Берг подходит ближе и стреляет еще раз. Убедившись, что генерал мертв, он поворачивается и идет обратно к машине.
